зато мой друг лучше всех играет блюз (ц)
Как только приехала из Иваново в Москву на площадь трех вокзалов в районе 5 утра, слезла с автобуса и пошагала к Каланчевке быстро-быстро, не дай Бог опоздать на электричку и, следовательно, на работу. Поднимаясь к кассам, заметила сидящего на ступеньках парнишу, который, по моей первой мысли, должно быть, был беспризорником. На самом деле, не помню, чтобы я сталкивалась с настоящими бездомными, только с детдомовскими и интернатскими, но они-то по-любому более ухоженные. В кино, в общем-то, беспризорников часто показывают, да и совсем грязное тело и затасканная одежда говорили о том, что вряд ли он живет дома. Почему я обратила на него внимание, – сидел он, скрючившись, ладонями плотно прикрыв уши, как будто ему больно. На вопрос, что с ним, ответил, что у него все хорошо и он просто разговаривает. Я успокоилась и пошла дальше – видимо, я не заметила сотового в одной из его ладоней, уж не знаю, откуда он его взял, может быть, он… но тут вдруг меня одернуло – как он мог разговаривать в принципе, даже по телефону, если он сам сидел молча, не роняя ни одного слова вообще, изредка только перепрыгивая со ступеньки на ступеньку??!! Мне стало не по себе, и, уже купив билет, я пошла обратно, чтобы заодно проверить, действительно ли он по телефону разговаривает. В то время он как-то активно переходил с одной ступеньки на другую, при этом мог не менять своей позы, иногда только отнимая ладони от ушей, и уж точно, что никакого телефона в них не было. Он сидел так, скрючившись, покачиваясь, ещё долго, а я не знала, что делать. Мне хотелось подойти к нему, спросить, как его зовут, хотелось, чтобы он проводил меня на электричку, но мне было невыносимо страшно, ну а что потом, собственно, даже если ответит мне взаимностью?? сердце взбесилось и прыгало, ибо постепенно до меня стало доходить, что что-то с этим парнишей явно не в порядке… меня мучила нерешительность и совершенная растерянность, но между тем, смотря за тем, как мимо проходят люди, я замечала, что ни один мужчина, ни одна женщина не остановились перед этой скорчившейся детской фигурой хотя бы чтобы получить утешительный ответ о том, что все на самом деле-то хорошо. Но вот из-за угла показались два типичных городских русских мужика с полторашкой в руке, уж не знаю, что там было, но вроде, может, даже и не пиво, может, даже и лимонад, шли, немного покачиваясь, видимо, после бурно проведенной ночи, но по ходу они уже трезвели. Поднимаясь по ступенькам, они оба нагнулись к парню, пытаясь войти в контакт, один заорал и пошел дальше, другой его вернул обратно, оба пытались парня поднять из этой позы, а тот уворачивался и возвращался опять в себя. Один мужик заорал, что тут явно что-то ненормальное (точно не помню, как выразился), что нужно куда-то звонить, что парню нужна срочная психиатрическая помощь. Тут же сверху на площадке после ступенек стоял мужчина (вроде, с рацией), и те двое обратились к нему, тот вроде как стал доставать телефон. Между тем, я уже пошла на электричку, поминутно оборачиваясь и думая о том, что случилось и том, что будет с этим парнишкой, о том, что ни одни прилично одетые господа или госпожи не посчитали хоть сколько стоящим их внимания беднягу-парнишку, и все просто проходили мимо и проходили мимо, в общем-то, как и я – в итоге все равно срулила, а те мужики, от каких я обычно шарахаюсь на улице, единственные, кто не прошел мимо. Мне было ужасно стыдно, стыдно из-за того, что я ничего не сделала и ни чем не помогла, вопрос даже не в том, а могла ли я помочь, но в том, что я даже не попыталась хоть что-то сделать. Когда электричка тронулась, я стала искать глазами те ступеньки, где был тот парниша, но там уже никого не было: ни парниши, ни тех двух мужиков, ни мужчины с рацией. И чем все кончилось, можно только предполагать.